- This topic is empty.
-
Posts
-
Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный приговор. Посыпались с грохотом осколки, прохожие шарахнулись, где-то засвистели, а Маргарита, совершив этот ненужный поступок, расхохоталась. Одинцова слегка пожала плечом.
– А с тобой мы пересечёмся, без свидетелей. Русана попыталась успокоить: – Мамочка, не волнуйся. С половины горы долина прекрасно просматривалась.
Вцепившись в портфель влажными, холодными руками, финдиректор чувствовал, что, если еще немного продлится этот шорох в скважине, он не выдержит и пронзительно закричит. Взяв их в свои, он долго, в упор глядя в глаза Ивану, повторял: — Вам здесь помогут… Вы слышите меня?. Воины прыгали, не дожидаясь сходней – им было по пояс.
Когда пыль унеслась, кентурион крикнул: — Молчать на втором столбе! Дисмас умолк, Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача: — Дай попить ему. Прокуратор изучал пришедшего человека жадными и немного испуганными глазами. Он ушел и никогда больше не встречался с Варенухой, приобревшим всеобщую популярность и любовь за свою невероятную, даже среди театральных администраторов, отзывчивость и вежливость.
Но в речи нашлось место вчерашнему переполоху, что добавило веса словам старшего сына Аполлона. В повороте, совсем рядом со стеной, в которую они врезались, стояла очередная скамейка из камней. Послышалось ворчание старой служанки в темноте: — К Энанте? Ох уж эта Энанта! Ведь запретил же муж ходить к ней! Сводница она, твоя Энанта! Вот скажу мужу… — Ну, ну, ну, замолчи, — отозвалась Низа и, как тень, выскользнула из домика.
— А, так вы не унимаетесь? — закричал администратор в ярости, — ну смотрите же! Поплатитесь вы за это, — он еще прокричал какую-то угрозу, но замолчал, потому что почувствовал, что в трубке его никто уже не слушает. Он увидел лежащего на кровати, побледневшего и осунувшегося молодого человека, с глазами, в которых читалось отсутствие интереса к происходящему вокруг, с глазами, то обращающимися куда-то вдаль, поверх окружающего, то внутрь самого молодого человека. Олен остановился, перестал рассуждать, недоумённо поднял брови: – Почему древняя? Современная.
Человек, сидящий на железной противопожарной лестнице на уровне ювелиршиных окон, обстрелял кота, когда тот перелетал с подоконника на подоконник, направляясь к угловой водосточной трубе дома, построенного, как было сказано, покоем. – Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа. Русана протиснулась ближе к экскурсоводу, обернулась и показала посрамленным одноклассникам язык.
«И правильно сделали!» – подумала Русана, тоже приводя себя в порядок. Глянь, Руська, – он толкнул девчонку плечом, – на сумке крылья. И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий… — И ведет под руку какого-то сукина сына, — рассказывала девица, — неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и… рожа совершенно невозможная! И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всем обедавшим в столовой филиала как видного специалиста по организации хоровых кружков.
Прошла минута, не меньше. Генерал нахмурился. Глава 3 На закате дня Рёв звучал не угрожающе, скорее, испуганно.
Часть четвертая I Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность – было условием блаженства первого человека до его падения. Славка и Русана смотрели на безумное и стремительное мельтешение, раскрыв рты. Парень благоговейно молчал.
– Что из твоих вещей можно оставить здесь? Яр? Лишний груз – обуза! Славка взглянул на вещи, лежащие на траве. А сегодня как раз и был такой день. Тут у стены раздались крики, вопли.
Дома он и Тимур всегда рубились, как настоящие мушкетеры и самураи – с подпрыгами, приседаниями. Светало, и свет еще не погашенных на шоссе фонарей был уже не нужен и неприятен. Хищное острие устремлялось к цели, свистя цветным оперением – разным у каждого лучника.
По слухам, всё в походах… Кого воевал? А всех подряд! Высоко поднялся, сильным воеводой стал. Старец поправил длинные седые волосы, перехваченные на лбу золотым же обручем, поклонился пифии: – О прорицательница! Мы принесли великие дары храму, мы почтили бога солнца и воссожгли на алтаре белого козлёнка. Я из Варьете.
– … и Олен зарядил амулет, чтобы волхв обходился без лабиринта. – Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута-лакея Денисова. — Наконец пожаловал, — проговорил отец Базарова, все продолжая курить, хотя чубук так и прыгал у него между пальцами.
Не камнем искры высекать, а – чирк, и пламя. Через несколько секунд никого из живых на дороге не было. Во всяком случае, Сокол похвалил одобрительным жестом.
